caramelice | вторник, 18 марта 2014

Мы щщикарны. Этим все сказано
Crenny team, вы настолько охеренны, что я буду любить вас вечно. Это самая потрясающая команда, какую вообще можно представить

18.03.2014 в 19:07

Пишет Very Crenny Community:

Название: Колорадская мечта
Автор: ДейДарья
Бета: Rachmaninov, BonRibon
Персонажи: Крейг Такер/Кеннет МакКормик
Размер: мини
Рейтинг: R
Предупреждения: нецензурная лексика
Саммари: AU с колонией исправительного режима, Кенни в найках, Крейг уборщик, а миром правит Картман, пока героиновый рай не выбрасывает в дрянное Колорадо.

Предложение.

- Кеннет МакКормик. Ты, да.
МакКормик оторвался от созерцания собственных ногтей, с неудовольствием подмечая короткий заусенец, который так и хотелось поддеть зубами.
- Я? - тонкие брови слегка выгнулись, Кенни усмехнулся. Его белые, белые, как население Америки, найки протерли носком в полу невидимую дырку. Как раз там, где Крейг недавно плюхнул шваброй, - а с чего бы?
Губы по-бабски пухлые, мокрые от того, как часто МакКормик их облизывал. И глаза блядские\ангельские, голубые, как Великие Озера, с неестественно-длинными, редкими ресницами. Кенни обнажил желтые зубы в оскале, улыбнулся.
- Идет.

***
Приход.

Крейг, как обычно, елозил мокрой тряпкой по грязному, не отмываемому полу, когда Маккормика привели. Он жевал жвачку, показушно, с чавканьем, межуя с ухмылкой, короткими смешками и стреляющими взглядами своих перевыразительных глазок. Оранжевая форма шла ему так, словно он родился в колонии строго режима, вылез из материнского чрева обернутый в ярко-апельсиновый комбинезон, с заведенными назад руками. Его пихнули дубинкой между лопаток, кто-то спошлил, когда Кенни запнулся, послышался гомон - Маккормик шел, ведомый к своей камере, как на лучший курортный пляж Майами. Обнажив зубы, показательно чавкая, скрипя своими модными найками по полу, который Крейг ежедневно плохо намывал своей грязной шваброй.

***
Прошлое.

Такер отрабатывал здесь грехи уже полтора года. Грехи значились в уголовном кодексе, под n-ой статьей, с n-ым сроком. Правда вот, натирание полов и хранение волшебного порошка с парочкой прессованных синтетиков в легко-утилизируемом полиэтилене (грин писа не хватало!) не имело между собой ничего общего, но американское законодательство считало иначе. Ах да, еще довесок к его противоправному багажу: изнасилование некой особы с именем героини какого-нибудь «american pie», которое Такер впервые услышал на суде, когда мать захлебывалась слезами, а Крейг молился, чтобы форма была не оранжевой - цвет морковной блевотни.
С формой повезло, заключенные из блока по «соблюдению чистоты и гигиены» (убирайте вовремя чужие зубы!) носили синее, и Такеру было почти привычно, разве что волосы перестали приминаться извечной шапкой - запрещено. Вдруг у него под помпоном маленькие цилиндрики магических таблеток или пара ампул прямиком с афганских полей.
Здесь, в колонии, все было очень строго - огорчившие американскую систему граждане должны были совершать общественно-полезную работу. Здесь шили плюшевые игрушки, мастерили глиняные фигурки, стирали и высушивали белье, работали на небольшой ферме при здании морга. Рациональное использование ограниченных ресурсов - интенсивное хозяйство, кажется?
Здесь был Эрик Картман, посаженный за «подрывание основ общественного строя» и, кажется, за чье-то убийство. За пару месяцев до прихода Крейга, он успел отладить механизм: кто-то выращивал на ферме «маму коку»*, кто-то высушивал, кто-то расфасовывал, кто-то шил мягкие игрушки и глиняные статуэтки для удобного экспорта продукции за пределы их маленькой закрытой страны.
А Крейг был хорошим (молчаливым и безэмоциональным, почти Вождь из кизишного романа) уборщиком чужого кальция, эритроцитов, разнообразных составляющих человеческого тела, мастерски скрывал следы картмановских репрессий и получал определенный процент от «исправительных работ». В дырку в подушке складывал свои грязные деньги, зная, что однажды попросит у Картмана чужое имя и чужую возможность жить в родном и далеком Детройте, городе рока и плохого воздуха. Закончить архитектурный колледж (жаль, что нельзя получить диплом профессионального расчленителя) и никогда больше не пополнять собственное личное дело пометками вроде «отсидел».

***

Процесс.

Все знали, что МакКормик взят за проституцию. Толи не захотел отдавать положенные пятнадцать процентов начальнику полиции, толи откусил детородный орган какому-то высокопоставленному лицу. Но Кеннет не дал сделать из себя простую дырку, обеспечив Крейга работой на десять минут. Было много крови - было много удобрений, Кенни стоял, подперев плечом стену, усмехался и смотрел на убирающего Такера с лицом: «Ты ведь тоже был бы не против мне присунуть, да?». Но ничего не говорил. Только смотрел.
Маккормик был единственным, кто договорился с Картманом: он работал в свободном графике, занимаясь тем, что получалось лучше всего (Кенни МакКормик: качественные отсосы, ебля в жопу без резинки, коллективная дрочка), в удобное для него время, с приятными ему людьми, отдавая Эрику пятьдесят процентов от зарплаты. Тем более, что желающих на МакКормика всегда было предостаточно. А некоторые, вроде Токена, подкидывали какие-нибудь качественные лейблы. «За протертые колени».

После третьего отказа о досрочном освобождении, Крейг понял, что Картман его не отпустит - неприметный, небрезгливый, не пытающийся крутить Эрику яйца, очень ценная шестеренка его маленького Королевства.
В свои восемнадцать с половиной, когда его не перевели в колонию для совершеннолетних, Такер остро осознал, что надо валить, если он еще хочет красный диплом и работу где-нибудь не в мексиканском приюте для бездомных. И еще был своенравный МакКормик, беспринципно оставляющий свою и чужую сперму в местах общего пользования (что входили в компетенцию Крейга), которого Такер иррационально и необоснованно хотел взять с собой, вытащить из этого дерьма и не смотреть, как тот хромает, выходя из очередной камеры, сплевывая грязную слюну прямо на пол, который так старательно очищал Крейг. Может, он рассчитывал на халявный минет, а может, в самом Кеннете было что-то каталитическое, а может, все это были всего лишь оправдания.

***

Переговоры.

- Крейг, Крейг, Крейг, - Картман откусил большой кусок от «сникерса», слизав покрошившийся шоколад с толстой нижней губы, - Я как раз подумывал о расширении, мой дорогой Крейг. Думаю, ты смог бы заняться этим...хм, где-нибудь во Флориде, - Флорида очень далека от Детройта, - Как ты думаешь? У меня там есть пара человек, юг, тепло, прекрасные условия. Да и опыт у тебя есть, верно? - Эрик смотрит на него очень проницательно, - Ты же не решил наебать меня, чувак, да? Я не люблю, когда мне крутят яйца, - хмыкнул.
На следующую фразу Такера Картман задумался. Он такой вариант не рассматривал.
- Не знаю. МакКормик приносит здесь неплохой доход. У него, можно сказать талант, - Картман знающе улыбнулся, - но, думаю, это неплохая идея. - Все-таки выдал жиртрест, и Такер едва заметно выдохнул. Облегченно, - Бери с собой этого ублюдка. Задницей за него отвечаешь, Крейг, - предупредил Картман, зажевывая свои слова ореховым батончиком, - И не вздумай меня наебывать, чувак.
***

Почти.

Кеннет курил в неположенном месте, на баскетбольной площадке, подпинывал круглый полинявший оранжевый мяч, проходился краем подошвы, откатывал и снова ловил за круглый бок самым носком ботинка, возвращая себе. Он принципиально стоял в десяти метрах от мусорки, соря окурками на железные скамейки, курил-курил-курил какую-то дорогую марку, смотрел на Такера. В компетенцию Крейга входила уборка мусорных бачков и, конечно же, натирание бетонной площадки на завтрашний день. Крейг, наверное, знал, что МакКормик знает, но ему не казалось это неловким. Он смотрел на Кенни и находил его красивым, как находили все, и это в нем было - двойственный образ, Кеннет был похож на девчонку со своим смазливым личиком, но атрибут легкой щетины и острого, переломанного носа напрочь стирал ассоциации с женским полом. Он был достаточно высок, подтянут, с сильными пальцами с большими суставами, всегда псевдорасслабленный, но с пружинными, стальными мышцами под нелепым комбинезоном.
Крейг ненавидел оранжевый и был поражен тому, насколько этот цвет может кому-то подходить. Особенно сейчас - вечер, закат, запутавшийся светом в комьях колючей проволоки, цепляющий Кенни за светлую челку, пронизывающий дым из его рта и слепящий его в самые зрачки, едва прикрытые веками.
- Нравлюсь, да? - Маккормик поставил ногу на скамейку, на которую уселся Крейг, затянулся, демонстративно стряхивая пепел рядом с Такером. Тот ведь только закончил вымывать дерьмо из деревянных перекладин, - Хочешь, отсосу? - предложение звучало лукаво, и Кеннет улыбался. Крейг Такер был единственным, кто ни разу не попытался воспользоваться его услугами.
Крейг решил, что:
- Ты, наверное, устал после работы, - будет лучшим ответом на оба вопроса. Он смотрел на древко своей швабры, понимая, что он, пожалуй, единственный подданный этого королевства, у которого мозоли не от постоянной дрочки на святой лик Кенни МакКормика.
- Бесплатно.
Как будто дело было в цене, как будто Такер зря здесь перепахал свое совершеннолетие и зря прорезал дырки в собственной подушке
Кенни сел рядом, подвинулся ближе, выдыхая дым прямо Крейгу в лицо и улыбаясь все также завораживающе-притягательно. Чертовски сексуально. Как умел.
- Шучу, Такер, шучу, - отстранился МакКормик так же резко, как и оказался близко, и хорошо, Крейг боялся, что его внезапная тахикардия будет слишком оглушительной, - Уже три дня нормально не трахался, - это звучало как оправдание, и Кенни выкинул окурок, попав ровно в пустой бачок, потянулся, расслабленно скрещивая руки между разведенных колен. Лучше было вывернуть все на ноту юмора, потому что прямого отказа было бы слишком много для его самооценки.
«А у меня восемнадцать лет не было,» - задумался Крейг, потирая древко метлы в руках большими пальцами, нахмурившись и не смотря на Кенни. У него были определенные проблемы с выражением своих чувств, а МакКормик слишком давил, а Крейг хотел бы.
Последовательность его мыслей не вязалась с последовательностью слов, Кеннет вряд ли понял, но Такер спросил:
- У тебя есть мечта?
МакКормик смотрел на него излишне понимающими глазами, излишне умными для простой шалавы, излишне смотрел на него. Но ответил.
- Я из Колорадо. И единственное, чего бы я хотел, это стереть этот штат с американской карты.
Помолчали.
- А у тебя?
Мечта Крейга показалась ему настолько патетичной, что он промолчал, помотав головой и упираясь глазами в потрепанные щетинки своей измученной швабры.
Кенни положил голову ему на плечо, и устало выдохнул.
Завтрашний день обещал быть тяжелым и полным на события.

***
Процессуальность.

- Эй, сучка! - Кеннет ловко удерживал яркий поднос на раскрытой ладони, держа вторую в плене кармана, когда его окликнули. Но даже не обернулся, не его контингент, - Дашь в жопу за банку газировки? - послышались смешки, кто-то предложил даже не спрашивать, намекая на безотказность Маккормика.
Крейг невозмутимо стоял у выхода столовой, полируя пол сухой шваброй. Он слышал, как перестала скрипеть подошва маккормиковских кед, когда тот остановился, медленно повернувшись на носках. Ему стоило вскинуть голову, голоса стихли, потому что когда отвечал Кенни - это всегда было дьявольски интересно. Особенно, когда удостаивал какого-нибудь такого отсосника, у которого денег хватило бы, максимум, на «колу», но уж никак не на «пеппера».
Кенни громко лопнул пузырь прожеванной жвачки, усмехнулся и ловким плевком отправил аккуратный шарик резинки в чужую жижу, именуемой здесь едой. Обнажил зубы.
- А тебе есть, чем трахать?
Кенни было трудно вывести из себя, он никогда не нападал первым, но и умел колко, грязно затыкать чужие рты. Хорошо подвешенный язык, если вы понимаете, о чем я. Поднос с ладони слетел ровно в чужое лицо, и МакКормик рассмеялся, предлагая стереть мамочкино молоко с губ.
- Сука!
Оттирая с лица содержимое миски, рослый, широкоплечий и туповатый заключенный перемахнул через стол и бросился на Кеннета, выхватывая из кармана короткую заточку. МакКормик ловко увернулся от первого удара, не ожидая, но схлопотал по лицу, толпа вокруг собралась кругом, оттесняя импровизированное поле боя, сталь полоснула Кенни по руке, и тот зарычал, со злым оскалом бросившись вперед.
- Кенни! Кенни! Кенни! - Толпа ликовала, на шум сбежались копы надзиратели, размахивая резиновыми дубинками, но не в силах пробраться через живой заслон, отгородивший дерущихся.
Крейга на месте не было.
- Разойтись! Разойтись всем, я буду стрелять!
Свет рухнул коротким щелчком, ворвался во множество глазниц непроницаемой чернотой и панически-неожиданным (немножко испуганным) молчанием, а после суженное помещение взорвалось криками, воплями, лязгом посуды и столов, невнятным копошением, звуком падения и неразличимым в темноте выдохом.
- Где резервный выключатель!? Вкл...
Свет ослепил, как и свалившаяся тьма, раздались несинхронные возгласы, подростки щурились и прикрывали ладонями веки, спасая потревоженные вспышкой зрачки, морщились, пока стражи порядка разгоняли всех по углам.
- Нихуя себе.
Кенни лежал на полу, в центре развалившегося человеческого круга, лежал на животе, раскинув руки высушенной темно-рыжей морской звездочкой посреди кровавой лужи. Словно Кенни был неудачливым крейсером, который наткнулся животом\топливным отделом на незамеченный айсберг\чужую заточку. Такая смешная лужа лилась из-под Кенни. Эй, МакКормик, может, дырку тебе заткнуть?
- Что здесь за дерьмо твориться? - Картман шел, неся вперед себя жирные складки, как король, потягивал «фанту», оранжевая масса расступилась перед ним.
Охранники озирались в поисках уборщика - где этот тип с вечно кирпичным выражением лица, когда он, мать его, нужен?!
- Такер.
Крейг оказался рядом с Картманом, отжимая свою швабру, незаинтересованно и невозмутимо рассматривая распластанный труп Кеннета, от шеи которого Эрик только отнял пальцы.
- Пусть Клайд пол вытрет. Убери его.
Эрик поморщился, открыв новый калорийный батончик, зевнул, а Крейг лишь кивнул, уходя в подсобку за чистым мешком. Охранники разгоняли толпу, чтобы не мешали убирать, заставляли возвращать столы на место и наводить порядок в столовой под угрозой карцера.
Когда Крейг впихнул тяжелую ногу в неудобный чехол, поправил вываливающиеся из него запястья, Картман опустился рядом, застегивая молнию. Отнюдь не для помощи. Даже не смешно.
- Я тебе еще раз скажу, Крейг. Лучше тебе не сжимать мои яйца, лады? - Он хлопнул Такера по плечу, поднимаясь.
Хладный труп МакКормика Такеру помогли оттащить в морг и оставили там. Никто не любил смотреть, как Крейг выполняет свою работу.

*
Погнали.

- Твою мать. Я тебе что, яблочно-вишневый штрудель? - МакКормик вылез злой, огрызающийся и взъерошенный, тыкая пальцами в безбожно-испорченный комбинезон с высохшим пятном на половину ткани, и Крейг не мог ни с чем его отождествить.
Разве что со взорвавшимся грейпфрутом, но это было слишком сложно. Он лишь едва обозначил свое настроение приподнятыми уголками губ, пока Кенни вываливал себя из испорченной одежды.
МакКормик продолжал брюзжать, одеваясь в чистое, что-то о неудобности полиэтилена, в котором его тащили, успев пару раз приложить об острые углы, и Крейг был согласен, но не комментировал, он переодевался сам - маленькое полутемное помещение, невидная дверь в самом уголке разделочной, крейговские покои, - и было непривычно. Впервые за полтора года надеть джинсы, майку и толстовку, рукава которой стали коротки, а змейка молнии отказалась работать. И еще узкое помещение, где не удавалось не касаться МакКормика, ловко впрыгивавшего в узкие джинсы.
Глаза были открыты, но Крейг не видел, как не замечал и того, что Кенни смотрел на него, зависшего, словно врастающего в старую вещь, а было слишком душно, и Кеннет подался вперед, дотрагиваясь до чужого плеча, сразу же одергивая руку. Такер был ему чужой и никто, зачем-то тащащий за собой на волю, но Кеннету катастрофически не нравилось, что тот провалился. С таким-то взглядом. МакКормик мог спокойно брать в рот, но Такер был как будто неприкасаемым. И странным, наверное, немного сумасшедшим и непонятным. И разговаривать с ним было тяжело.
- Тебе лучше надышаться. Нам долго ехать.
Крейг вышел из подсобки, достав из-под разделочного стола большой чехол, расстегивая широкую молнию; стрелки настенных часов смыкались около четырех, на календаре была пятница, а снаружи слышался шум тормозящих шин, раздался сигнал мусорной машины.
Кенни подтянул низко посаженные джинсы, демонстрируя Такеру краешек белья, и с кряхтеньем полез в пыльный мешок. С иррациональной улыбкой думая, что, если перевод с такеровского не дословен, то тот о нем ненавязчиво позаботился.
***

- Тут тесно, - констатировал МакКормик.
Но Крейг ничего не мог сделать.
И сказать. И - почти - пошевелиться. У него были определенные проблемы с другими людьми, в такой мизерной дистанции - проявлявшиеся особенно остро. Кенни прижимался к нему очень плотно, так плотно, что дышал в ключицы, сжимал пальцами толстовку, путался в его ногах.
- Тут очень жарко, Такер, - язвительно. Как будто Такер не знал.
Его собственным рукам было неудобно, мышцы затекли, их маленьких чехол почти не пропускал света и воздуха, у Крейга немного кружилась голова. И он не чувствовал своих ног - острые колени Кенни, длинные ноги, спутавшиеся с его, кости бедер, упиравшиеся ему в живот, когда МакКормик пытался сменить позицию. Его волосы, пахнущие простым тюремным мылом, его кожа совсем рядом со ртом Такера, пахнущая самим Кенни, его дыхание, волнами касающееся крейговских ключиц.
- Черт, Такер.
Крейгу было неудобно, он намял локоть, но выбираться было нельзя - мусоровозка, в каком-то смысле, была действительно мусоровозкой. Высококачественного кокса, дерьмового и дешевого героина. Особая партия с ЛСД, шевелиться было нельзя - слишком хорошо и тщательно был упрятан тканевый чехол под целыми блоками коробок. И, даже через одежду касаясь МакКормика, он чувствовал, какой тот горячий. Обжигающий, почти кипяток под руками, и это было странно и непривычно, и очень тормозило Крейга.
- Ты пиздец, ты просто пиздец.
Кенни выдохнул шумно и тяжело, Такер его не видел, но чувствовал - чужое острое запястье, проехавшееся по груди, пальцы на плече, локте, предплечье, он замер, словно и не дыша вовсе.
- Такер, Такер, Такер.
В один момент все сместилось в иную плоскость, и привычный мир Крейга накренился, грозясь рухнуть в другое пространство. Кенни подался к нему неожиданно легко, ближе, еще ближе (словно это было возможно!), его руки умело скользнули под чужую одежду, к коже, и Крейг ничего не мог поделать. Собственные пальцы онемели на чужом костлявом боку, он вытянулся в палку, член Кенни упирался ему куда-то в бедро, и тот жалобно поскуливал, когда старался потереться о не менее подтянутого Крейга.
- Ну же, Крейг, мать твою...
Такер не слышал, чтобы у людей были такие голоса, но макушка под подбородком сменилась чем-то другим, а ямки на шее коснулись мягкие губы, брюнет почувствовал горячую волну, прокатившуюся вниз по позвоночнику, и собственные руки словно ожили, неожиданно сомкнувшись на чужой пояснице, прижимая к себе и задирая промокшую на спине парку. Кенни чувственно выдохнул, тыкнулся губами Крейгу в подбородок, в щеку, скулу, коснулся уголка рта и замер. Вот так - ловя чужое дыхание, с пуговицей между пальцев, замер. Он мог действиями, только действиями, Такер - нет. Ни словами, ни поступками. Не умел.
- Я не знаю, что делать, - голос был хриплым и надломленно-напряженным. Тепло чужого тела, чужое дыхание, губы, кожа под ладонями, все было непривычно. Асексуальность Крейга неожиданно приобрела черты: пшеничные волосы, наглые руки, острые бедра.
Кенни тихо рассмеялся, коснувшись ладонями рук Крейга, повел их через собственное тело: дуги ребер, талия, мышцы живота, пояс джинсов.
- Давай. Как себе.

Резко и грубо, резко и грубо, так, что Кенни гнулся на свободных квадратных единицах площади, поскуливал, не успевая отвечать на такеровские поцелуи. Тот кусал его губы, врывался в рот, вылизывая небо также жестко, как отдрачивал. Сжимал, оттягивал: быстро, быстро, быстро, надавливая на чувствительную головку, отстранялся, чтобы выдохнуть, и снова толкался в ловкую, куда более изощренную на ласки ладонь МакКормика. В полной темноте ощущения обострялись до болезненного предела, и Кенни вдыхал запах такеровского пота, чувствовал его всего, даже через футболку, блять, толкался бедрами в шершавую ладонь, с загрубевшей от вечной швабры кожей пальцев. Вдыхал его терпкий, пьянящий запах под мочкой уха, хрипел, пока перед глазами не пошли звезды, и его не выгнуло, а Такер не сжал его свободной рукой, грозясь раздробить к херам эти ребра. Да и зачем они? Только сердце удерживают беспредельно.

***

Их выкинули на обочине рядом с каким-то заброшенным складом, а после «нарковозка» повезла в мир свои дивные дары, фыркнув выхлопной трубой и поскрипев летней резиной. МакКормик глубоко дышал, благословлял Иисуса за свежий воздух, стоял, опершись о собственные колени.
Крейг стоял здесь же, всунув руки в карманы, осматривался. Ладонь с подсохшей чужой спермой, которую удалось кое-как вытереть об чехол с обратной стороны, все еще помнила чужое тело. И Крейг не знал, что делать с этим чувством: словно он еще сжимает Маккормика, словно тот еще выписывает своими пальцами что-то на его члене, он отпечатком остался у Крейга на одежде, если не глубже - под самой кожей. И ему сложно было казаться посредственно-спокойным. И в голову закрадывались крамольные мысли: долой независимость, он хочет МакКормика в рабство, как до гражданской войны.
Такер не нашел ничего лучше, как развернуться к металлическому амбару, ключ от которого он сжимал в кармане - Картман все делал в лучшем виде, и Крейг собирался быть Иудушкой совсем чуть-чуть. Немного свободы для неудачливой проститутки.
- Пойдем.
Внутри было грязно, пахло затхлостью и плесенью, было неприятно елозить ладонью по занозчатой стене, но Такер делал в жизни много «неприяяятных» вещей, чтобы справиться с поиском выключателя. Щелчок прокатился эхом по полупустому помещению.
- Дверь закрой.
МакКормик зашел следом, захлопнув железную и скрипящую пасть, осмотрелся. Доски, нагромождение балок и арматур, железных листов, пыли, посредине - потрепанный, пыльный «вольво» года девяносто второго. Крейг сразу же бросился к нему, открывая дверцу, вламываясь в бардачок. На месте. Все на месте.
Даже больше: пачка наличных, сигарет и презервативов. И часы. Мобильный.
Крейг так давно не курил, что сначала кашлял, уткнувшись лбом в сгиб локтя, что лежал на раме открытой дверцы. Он свободен. Свободен от кровавого месива случайных революционеров картмановского мирка, свободен от солнца через клубки колючей проволоки. Он свободен. Дышит горьким дымом и пылью старого салона, стоит на земле, и он свободен здесь стоять и курить эту дерьмовую марку. И волен заканчивать архитектурный колледж. И совсем рядом стоит МакКормик, как всегда язвительно-острый, ухмыляющийся, всунувший руки в карманы парки и ткнувшийся подбородком в высокий ворот.
- Что ты обещал Картману? - Кеннет МакКормик не идиот, он спросил настороженно и подошел ближе.
- Неважно, - голос Крейга впервые столь враждебен. Или это защитная реакция, - Садись. Нет, сначала дверь открой.
Он сам ввалился в салон, размял затекшие пальцы, повертел ключ. Так чертовски давно не водил, кажется, совсем разучился, но нет. Такое не забывается. Как езда на велосипеде, как стихи с начальной школы, как правильно вскрывать грудную клетку, чтобы не забрызгать собственную униформу.
Кенни сел рядом, с поджатыми губами, сведенными бровями, напряженным взглядом и скрещенными на груди руками. Пилил взглядом, пока Такер выезжал, придерживая ладонью соседнее сидение, пока сдавал назад.
- Что? Он обещал продать меня в рабство какому-нибудь шейху? - Кенни играл в «угадайку», пока Крейг вел, немного резковато, не превышая, но ровно врезаясь колесами в полосу. Вез, ничего не говоря и не расшифровывая, - Или отправить в публичный дом? Или распродать на органы? - Крейг умел не реагировать, потому что еще давно, ночью, начищая маккормиковские кеды, он все решил. Очень по-взрослому. Это даже не 30 серебряников. Какова цена доллара? 2 цента. Для Кенни - дешево, для Такера - в самый раз.

***

- Выходи здесь.
Крейг впихнул ему документы, половину наличных, кивнул на дверь и отвернулся обратно к рулю, сжав пальцами, словно собирался рвануть с места, как только хлопнет дверь. Без использования коробки передач. В его бордачке есть немного магического порошка, денег, чтобы доехать до жаркого штата, но не более. Совсем не его Детройт, зато целостность яиц. Кенни будет дома за них обоих.
- Ты ахуел, да? - он хмыкнул, откинувшись назад, в стиле «я никуда не пойду». Снова это острое чувство внутри и снова, не сорвавшееся с языка: шлюха. Возможно, Крейгу не хватит смелости.
Но хватило наглости тормознуть на стоянке автовокзала безымянного штата, хватило ума впихнуть денег. Кеннет не знал, куда собирается идти. Не знал, куда собирается ехать Крейг. В сущности, он ничего не знал, только видел поводок на чужой шее, ведущий к жирным пальцам. И видел подворотни, видел чужие руки, грязные деньги, дурно-пахнущие рты, пропитые бары, детские площадки с газетой вместо пледа и одеяла. Видел под веками все то, что было выжжено еще лет в четырнадцать. И Кенни не хотел возвращаться.
Он потер глаза и посмотрел на пальцы Крейга. Белые, длинные, узловатые, крепко сжавшие злосчастный руль, что вздулась сетка тонких вен на запястьях, между острыми костяшками. Он посмотрел на его лицо и как-то неожиданно все понял.
Твою мать, а ведь когда-то Кенни верил, что ему нравятся девушки и большие буфера.
МакКормик подался к чужому плечу, ткнулся в него лбом и несильно врезал кулаком Крейгу куда-то под ребра.
- Твоя мечта, ты так и не сказал, да? - Крейгу подумалось, что не вовремя. А МакКормик догадался. Чертовник.
Кенни нырнул в бордачок, вытащив старый мобильник. Эрик оставил для связи. Там уже был один пропущенный и две прочитанные Такером смски.
Кенни задумчиво повертел технику в руках, открыл окно и точным броском отправил мимо мусорки, довольно откинувшись на сиденье.
- Как думаешь, мы сможем достать тротил?
Крейг усмехнулся и завел мотор. Только что он променял светлое наркотическое будущее на голубоглазую мечту из Колорадо.

URL записи